Слово “геноцид” известно широкой общественности с 1944 года, в то время как такая форма массового насилия над людьми появилась задолго до указанной даты. Белорусский народ подвергся геноциду еще сто лет назад, после заключения мирного Рижского договора.
Геноцид
В западной части Белоруссии польским правительством проводилась политика полонизации: запрещался родной язык, упразднялись школы, закрывались периодические издания, ликвидировались православные храмы. Авторитарный режим Юзефа Пилсудского, называемый в историографии профашистским, жёстко контролировал ситуацию на белорусских землях, применяя в отношении людей репрессии и террор. Так, в 1934 году в городе Берёза-Картузская, что в 60 км от Кобрина, польскими властями был создан один из самых жутких за всю историю XX века концлагерей. Даже то, что мы знаем теперь о гитлеровских лагерях смерти и о ГУЛАГе, не может заслонить собой правду о Берёзе-Картузской.
Теракт или провокация?
Поводом для создания лагеря стало убийство 15 июня 1934 года министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого. Исполнителем был член Организации украинских националистов Григорий Мацейко, действовавший, предположительно, по заданию Степана Бандеры. Польские власти как будто ждали повода: через 2 дня было подписано распоряжение, в котором сообщалось: «Лица, деятельность либо намерения которых дают основание допускать, что с их стороны грозит нарушение безопасности, покоя либо общественного порядка, могут подлежать задержанию и принудительному помещению в место изоляции, не предназначенное для лиц, подозреваемых либо арестованных в связи с преступлениями». Так в застенки дефензивы попали сотни белорусов, членов и сторонников Компартии Западной Белоруссии, лиц, находившихся в оппозиции к действовавшей власти.
Палачи
Решение об изоляции «неблагонадёжных» принимали общегражданские администрации на местах. Так, без суда и следствия, по произволу властей в концлагерь мог быть брошен любой житель Второй Речи Посполитой, которого заподозрили в инакомыслии. Оговаривалось только, что срок изоляции может достигать трех месяцев и затем продлеваться еще на столько же. Но это условие часто нарушалось.
Первый комендант лагеря Болеслав Гефнер прошел стажировку в немецких концлагерях, его последователь Камаля-Курганский сам отличался изощренным садизмом. Именно ему принадлежала идея использовать уголовников, чтобы терроризировать политических заключенных. Уголовники топтали их, били палками, заставляли целовать себе ноги.
Количество полицейских варьировалось от 64 в 1935 году до более 130 в начале 1939 года. Они были вооружены огнестрельным оружием и резиновыми палками, которые применялись по любому поводу. Зверские побои практически были нормой. Курировал работу лагеря полесский воевода Вацлав Костэк-Бернацкий, известный своими садистскими наклонностями.
Встреча новичков
По прибытии в Березу-Картузскую узники попадали в атмосферу, способную разрушить человека морально и физически. Новоприбывших стригли наголо и облачали в робы с нашитыми на них лагерными номерами. Каждый заучивал наизусть правила поведения и был обязан слепо выполнять их. В случае непослушания применялись физическая сила, арест, карцер. К полицейским следовало обращаться «пане комендант», перемещаться по территории лагеря нужно было только бегом, сохраняя при этом полное молчание. В случае сопротивления применялось оружие, за промедление при исполнении команды – побои.
Первые дни новички проводили в «карантине» – крохотной клетке, где не было никакой мебели, а цементный пол регулярно поливался водой. Днем узники стояли лицом к стене, а по ночам укладывались спать на голом полу. Пребывание в этой камере могло длиться две – три недели, в зависимости от того, как прибывали новые партии арестантов. На работы из «карантина» не водили, но муштровали по полной программе – заставляли заключенных часами делать изматывающие физические упражнения.
Распорядок дня
После «карантина» узников размещали в камерах по 20-40 человек в каждой. Посередине стояли дощатые нары, вдоль стен оставалось пространство в 1 м, окна были забиты досками.
Согласно распорядку, в 4.00 объявляли подъем, с 4.00 до 5.00 узники проводили уборку, с 5.00 до 5.30 получали завтрак, далее час уходил на перекличку, рапорт, контроль камер. С 6.30 до 17.00 с часовым перерывом на обед – работа, упражнения, затем возвращение в бараки, перекличка, ужин, мытье посуды, приготовление ко сну. С 19.15 в лагере должна была установиться ночная тишина. Но в реальности режим был иным.
Ночью заключенных будили проверками. «Час сорок минут следовало отстоять, двадцать можно было посидеть на цементе. Смотреть нужно только вдоль своей постели и никуда в сторону. Смотреть в глаза другому – ни в коем случае. За выпущенное слово кому-либо из заключенных избивали палками до бессознания», – читаем в воспоминаниях бывшего узника А.Л. Кухарчука.
Воскресные и праздничные дни поначалу были для отдыха: можно было посидеть на полу возле нар. Но в 1938 году Костэк-Бернацкий придумал новую пытку. «С этого времени ни в воскресенье, ни в праздничные дни, а также все время, свободное от работы и занятий, уже не отдыхали, как раньше, около нар или под нарами, а стояли в двух шеренгах. Это было действительно мучение…» – писал бывший узник И.Г. Колесников.
Быт, способный убить
Для приёма пищи узник должен был в течение нескольких минут, вбежав в зал, взять свою порцию и съесть ее. Кто вбегал последним, уже не имел времени на еду. Рацион был крайне скудным и не соответствовал физическим нагрузкам.
Отправление естественных надобностей было превращено в еще одну физическую и психологическую пытку. В первые годы уборная – комнатка площадью 12 кв. метров с умывальником и тремя отверстиями в полу – находилась на первом этаже арестантского блока. В нее одновременно загоняли целую камеру, 20-40 человек. По команде «раз, два, три, три с половиной, четыре» каждый из них обязан был расстегнуться, оправиться и застегнуться. Многие оправлялись прямо на пол, дежурные из числа заключенных должны были затем убирать помещение, но никаких инструментов для этого не имели. Позже с увеличением количества арестантов была сооружена уборная на улице. Это был выкопанный в земле глубокий ров, сверху которого лежали довольно узкие доски. Всходя на них, узники с трудом удерживали равновесие, многие падали в нечистоты.
Во время перекличек полицейские подсчитывали количество узников ударами палки. Направление в камеры также сопровождалось палками от стоявших в два ряда полицейских. Подгоняя арестантов, охранники приговаривали: «Прэндзэй, прэндзэй, хамы, быдло!».
Баня для заключенных была по субботам. Раздевшись во дворе, они гуськом подбегали под струю воды, затем в движении намыливали тело и попадали под душ. Движение регулировалось полицейскими, которые с удовольствием избивали узников резиновыми палками, так как удары хорошо ложились на мокрые намыленные тела. Комплект одежды у каждого был один, поэтому после помывки заключённые при любой погоде ждали на улице, пока их робы пройдут дезинфекцию.
Воспитание трудом
Лагерные работы заключались в изнуряющем, часто бессмысленном труде. Арестанты рыли землю, дробили и перетаскивали камни, трамбовали дорогу, изготавливали бетонные плиты для мостовых. Лошадей в хозяйстве не было, вместо них в плуги, бороны, телеги, дорожные катки впрягали людей. Некоторые работы носили откровенно издевательский характер: например, копать рвы, а потом засыпать их обратно. Лука Волосюк из д. Батчи вспоминал, как слабые, измождённые люди через силу носили тяжелые камни. Часто носилки ломались от тяжести, за это «вредительство» полицаи секли заключённых дубинками и отправляли «на компост». Глубокие ямы, залитые фекалиями, засыпались соломой, листьями и прочим мусором. В эти ямы вгоняли человек двадцать месить его. Перепачканные работники не имели права сменить одежду, принять душ или даже помыть руки перед приёмом пищи.
Самым тяжелым наказанием был карцер. Заключенному в течение недели не давали ни еды, ни отдыха. Не было даже нар, только холодный и мокрый бетонный пол. Спать не позволялось, каждые два часа узник обязан был отвечать на запрос дежурного полицейского.
Муштра
Особо изощренной пыткой была так называемая «гимнастика», или «муштра». По нескольку часов в день узники на плацу занимались бессмысленными физическими упражнениями, направленными на то, чтобы довести человека до полного истощения: ходили гусиным шагом в полуприсевшем положении, или падали плашмя всем туловищем, или, став на полуприсест, вытянув руки вперед, стояли, пока не скажут: «Повстань!». Бывало, на плац выливались нечистоты, в которых узников часами заставляли ползать по-пластунски. Затем для занятий была сооружена так называемая «красная дорожка», засыпанная острыми кирпичными обломками. Полицейские называли её «дорожкой Сталина» и заставляли коммунистов на локтях и коленях, которые обдирались в кровь, ползти по ней к «вождю народов».
Сбой или закономерность?
За 5 лет существования концлагеря в Берёзе-Картузской через его адский конвейер прошло около 10 тысяч человек. Конец бесчинствам положил польский поход РККА в сентябре 1939 года. Красная армия, войдя на территорию Польши на 17-й день после начала Второй мировой войны, не заняла ни пяди собственно польской территории, а лишь вернула то, что панская Польша захватила в 1920 году, – Западную Украину и Западную Белоруссию. Охрана Берёзы-Картузской, не дожидаясь появления красноармейцев, разбежалась со страху. Заключённые разошлись по домам.