Массовые расстрелы, начавшиеся в 1942 году, продолжались и в 1943-м. 4 октября фашисты ворвались в деревню Новоселки Остромичского сельского совета. Было расстреляно 67 жителей. О трагедии свидетельствует памятник жертвам фашизма д. Новосёлки.
У 1940 годзе ў Навасёлках налічвалася 42 дамы і 159 жыхароў. Жыццё вяскоўцаў, як і ў астатніх мясцінах Беларусі, было напоўнена працай на зямлі, людзі будаваліся, гадавалі сваіх дзяцей, даглядалі бацькоў…
У артыкуле «Партызанская балада» карэспандэнта «Кобрынскага весніка» Дзмітрыя Бялова змяшчаюцца ўспаміны Аляксея Ананьевіча Зарэцкага, ураджэнца вёскі Навасёлкі, якому на час вайны было чатырнаццаць гадоў. Аляксей Ананьевіч успамінае: «Нават і сёння перад маімі вачыма стаяць жыхары тых дамоў, якія знаходзіліся побач таго месца, дзе сёння ўстаноўлены абеліск ахвярам фашызму. Гаспадар аднаго з іх захапляўся галубамі… Другога ведалі як цудоўнага садоўніка. Якія ў яго смачныя і сакавітыя вішні былі! Гаспадыня трэцяга цудоўны голас мела: як заспявае ў полі - аж у вёсцы чуваць… Ва ўсіх былі прыгожыя сыны, дочкі».
Артыкул Маргарыты Саўчук «Дарога выпрабаванняў Аляксея Зарэцкага», які быў надрукаваны ў газеце «Кобрын-інфарм», расказвае пра тыя ўражанні, якія засталіся ў памяці хлопца ў першыя дні вайны. Аляксей Ананьевіч ўспамінае: «На досвітку 22 чэрвеня неба над Брэстам асвяцілася бліскавіцамі ад ракет. Быццам па нейкім загадзе прачнуліся жыхары ўсіх хацін у нашай вёсцы. Выбухі бомб, што падалі на Брэст, аддаваліся далёкім рэхам. «Няўжо немцы напалі на Савецкі Саюз?!» – спытаў як бы сам сябе наш тата Ананій Максімавіч Зарэцкі. А мы, дзеці, сталі пытацца ў бацькі: «Тата, тата, а чаму неба такое чырвонае? Гэта зарніцы так бліскаюць?». На што тата адказаў: «Не, дзеткі, гэта вайна пачалася, але да нас немцы не дойдуць, таму вы кладзіцеся спаць. Сам ён хутка апрануўся і выйшаў з хаты».
Пра тое, што немцы прыйдуць досыць хутка, ведалі і ў Навасёлках, але адносіліся першапачаткова да гэтага па-рознаму. Нехта баяўся, хтосьці рыхтаваўся да барацьбы, а былі і такія, што спадзяваліся на «новы парадак», які прынясе з сабою новая ўлада. Якім ён будзе, стала вядома, калі ў вёску на трох грузавіках і матацыкле прыехала першае нямецкае падраздзяленне. Патрулі абышлі ўсе дамы, шукаючы чырвонаармейцаў. Нікога не знайшоўшы, загадалі ўсім жыхарам сабрацца на ўскрайку вёскі, пры гэтым узяць з сабою самагон і прадукты для сустрэчы новых гаспадароў. А пасля пачаўся сапраўдны жах. З натоўпу людзей пачалі выцягваць жанчын – з іх здзекваліся, а потым расстрэльвалі. Людзі кінуліся ўрассыпную, аднак аўтаматнымі чэргамі вяскоўцаў зноў сабралі ў кучу. «Яўрэі, камуністы і камсамольцы – два крокі наперад!» Калі ніхто не выйшаў, немцы проста адабралі з натоўпу трох самых моцных мужчын і тут жа ў прыдарожным гушчары іх расстралялі. «Новы парадак» уступаў у сілу…»
Добра захавала памяць Аляксея і момант развітання з бацькам, якое было вельмі нядоўгім… «…Тата сказаў нам: «Дзеці, немцы захапілі Польшчу, усе еўрапейскія краіны здаліся ім без бою, але мы сваю зямлю ворагу не пакінем! Партыйны архіў на сходзе вырашыў арганізаваць партызанскі рух, дапамагайце ім збіраць зброю». Такі вось быў той бацькоўскі наказ… А потым цэлымі днямі мы з старэйшым братам Уладзімірам кружылі па ваколіцах Навасёлак і запаміналі, дзе ёсць стрэльбы, боепрыпасы. А ноччу ціхенька збіралі ўсё, што маглі, і хавалі ў лесе. Калі перадавалі зброю партызанам, то я адчуваў сапраўдны гонар, бо такім чынам я выконваў пажаданне таты. Немцы ўвесь гэты час усталёўвалі ў вёсках сваю ўладу, стваралі паліцэйскія ўчасткі. Адзін з іх знаходзіўся ў вёсцы Дзеткавічы, што зусім побач з Навасёлкамі (дарэчы, у Дзеткавічах знаходзіўся і ваенны гарнізон, які праводзіў усе расправы з насельніцтвам). Солтысы, прызначаныя новай уладай, трымалі людзей у пастаяннай трывозе, вельмі хутка пачаліся расправы і расстрэлы. Вяскоўцы нават размаўляць адзін з адным баяліся. Па малейшым даносе расстрэльвалі і мужчын, і жанчын, і дзяцей. Так перад людзьмі паўсталі тры жыццёвыя сцяжыны: ісці ў паліцаі, ісці ў партызаны ці быць вывезеным у Германію.
У хуткім часе партызанскі атрад стаў разрастацца (з адной толькі вёскі Навасёлкі ў атрад пайшло 22 чалавекі), набываць сілу, і перад намі паўстала нялёгкая задача – знішчыць паліцэйскі пост у Дзеткавічах.
Быў распрацаваны спецыяльны план. У адзін з момантаў, калі паліцаі ехалі на чарговую аблаву, яны былі расстраляны адной групай партызан, другая ў гэты момант знішчыла паліцэйскі пост, закідаўшы яго гранатамі. Пасля знішчэння паліцэйскага паста зона ад Антопаля да Кобрына стала свабоднай для дзейнасці партызан, але мы ўсе разумелі, што радавацца рана і немцы будуць помсціць. Як зберагчы людзей? – вось аб чым былі нашыя думкі, – працягвае Аляксей Ананьевіч. – Але лёс распарадзіўся інакш…
4 лістапада 1943 года ў дзень свята іконы Божай Маці Казанскай немцы акружылі вёску. Усіх, хто спрабаваў уцячы, расстрэльвалі на месцы. Адна з груп партызанскага атрада ўступіла ў бой, што дазволіла частцы жыхароў уцячы ў лес. Немцы сталі падпальваць адну хату за другой, а тых, хто не паспеў збегчы, зганялі ў крайнюю хату Дзяміда Главацкага, каб потым спаліць зажыва. І тут уступіла ў бой група Кіраўскага атрада. Тады немцы хутка пагрузілі людзей на машыны і павезлі ў Кобрын. Як потым стала вядома, па дарозе былі расстраляны ўсе пажылыя вяскоўцы.
Астатніх даставілі ў кобрынскую турму, дзе людзей дапытвалі аб месцазнаходжанні партызанскага атрада. Усё, што адбывалася там, не паддаецца апісанню, бо нагадвала сапраўднае пекла: на вачах дзяцей здзекваліся з бацькоў, адсеквалі тым рукі, на вачах бацькоў расстрэльвалі малалетніх дзяцей. І ўрэшце рэшт акрываўленых і знясіленых людзей расстралялі на адкосе ля Пінскага маста (мост на шашы Кобрын-Пінск, месца масавых расстрэлаў у час Вялікай Айчыннай вайны)».
Осенью того же года от фашистских оккупантов пострадали еще две деревни: Борки и Лука. В Борках было расстреляно 18 человек; в Луке – 30. Деревни были сожжены. Память о тех страшных событиях хранят памятник жертвам фашизма д. Борки и мемориальный комплекс аг. Лука.
Из личных воспоминаний Петрукович Ольги Романовны, 1930 г. р., жительницы д. Лука (из архива Лукской публичной библиотеки): «Когда началась война, мне было 12 лет. В деревне немцы появились на третий день войны. Солдаты остановились в самом большом доме – это была школа, а немецкие командиры выбрали себе лучшие дома местных жителей. В нашем доме их не было, потому что у нас была большая семья и наш дом им не приглянулся. А в доме моей двоюродной сестры Марии Александровны Яковчиц разместились немецкие офицеры. Я со своей сестрой выходила на дорогу посмотреть, что там творится, и мы видели, что немцы шли и шли в сторону Берёзы. В деревню они заходили переночевать и шли дальше. Очень быстро наша родная земля оказалась в тылу врага. Несмотря на то, что основные боевые действия громыхали далеко, но и у нас немцев было полно.
Сначала гитлеровцы не трогали местных жителей, но потом начали зверствовать. Сожгли дом, стоявший на отшибе, в котором жили два брата. Братьев убили. Пожар перебросился на близлежащие сараи и уничтожил их. Люди не пострадали, но часть жителей перебралась в д. Дубовая Дрогичинского района.
Мне вспоминается, что сразу, как только немцы немного обжились, они привезли советских военнопленных и разместили в лагере, который представлял собой огороженную территорию возле школы. Бараков на территории школы не было, поэтому военнопленные ютились на земле. Я помню, как мой отец Роман Семёнович Матвейчик говорил, что там разместили около 300 человек. Военнопленные были голодными, их ничем не кормили, поэтому местные жители на свой страх и риск подкармливали советских солдат. Немцы устраивали поборы продуктов среди мирного населения для себя. Оккупанты отнимали продукты получше - сало, яйца, хлеб, мясо. Всё, что оставалось в доме: варёная свекла, картошка, крупа - сельчане отдавали изнеможённым военнопленным. Овощи варили в большом парнике и подвозили к лагерю. Конечно, накормить всех досыта было невозможно. Сердобольные женщины и дети часто подходили и оставляли продукты питания на столбике ограждения. Пленные бросались и забирали еду. Если фашистские оккупанты замечали деревенских жителей, которые подкармливали советских солдат, то суровая кара ждала всю семью. Гитлеровцы жестоко избивали сельчан, если кто-либо из них пытался оказать помощь красноармейцам. Немцы для устрашения населения ещё в 1941 году расстреляли несколько семей за неподчинение установленному режиму.
Перед моими глазами стоит картина, как военнопленные строили дорогу (сейчас это трасса Кобрин - Берёза), а на местных жителей была наложена обязанность подвозить на собственных телегах песок и гравий. Если кто-либо из сельчан опаздывал или не вовремя подъезжал, то его избивали. Советские военнопленные изнемогали от холода, голода и тяжёлой физической работы, поэтому часто умирали. Я не раз видела, как по деревне шла телега, нагруженная трупами наших пленных солдат. Помню, что весной 1943 года лагерь был ликвидирован, а всех выживших военнопленных вывезли в город Ивацевичи.
В начале осени 1943 года к нам в деревню приехали полицаи за живностью. Об этом узнали партизаны, окружили дорогу, ведущую в Луку, и уничтожили предателей. Спасся только один из них. Он то и донёс немцам о произошедшем. Сельчане, предчувствуя беду, ушли в лес. Остались только четыре старые женщины. На них первых выместили свою злость каратели. А дальше больше. За связь с партизанами оккупанты сожгли половину домов в нашей деревне. Но и на этом испытания местных жителей не закончились. Через месяц снова нагрянули каратели. Производили отбор: здоровых людей отводили в одну сторону, а больных – в другую. Я в это время была с отцом в лесу, поэтому нас не забрали. Говорили, что здоровых угнали в Германию, а всех остальных вывезли в Кобрин и там расстреляли. Мою мать, Марию Савичну Матвейчик, поскольку она была инвалидом (отсутствовала нога), расстреляли недалеко от деревни. Деревню Лука фашистские каратели сожгли дотла. В связи с этим отец и мы перебрались жить на хутор возле д. Деревная.
Я помню, в 1944 году, после освобождения советскими солдатами нашей малой родины, мы вернулись на пепелище родной Луки. Отец построил землянку, где мы все прожили около двух лет.
Ярким воспоминанием для меня через всю мою нелёгкую жизнь была липа – единственное уцелевшее дерево нашей деревни, которое выжило в огненном зареве военного лихолетья. Глядя на её молодые листочки, мы понимали, что жизнь продолжается».
Фашисты и в 1942, и в 1943 гг. расстреливали людей и сжигали постройки в деревне Борки. Так, к 12 сентября 1943 года они сожгли ещё часть деревни. Тогда были сожжены все 70 домов с хозяйственными постройками, замучены 18 жителей.
Василий Лаврентьевич Повзун, житель д. Борки, до мелочей помнил, как горела деревня, как потом постепенно отстраивалась. Возможности и способности каждого хозяина были разные, что и сегодня можно видеть по деревенским домам. Василий Лаврентьевич вспоминал первое после пожара «жилище» своей семьи и родных, шалаш из досок, в котором ютилось 18 человек разного возраста, кроватью которых был пол, устланный соломой. Но не случайно говорят, что жизнь человека, как ткань в черные и белые полосы. В жизни Борок после черных дней появились белые. Односельчане постепенно отстроились. С организацией колхоза тут построили ферму, которая давала надежду на перспективу, помещение для магазина, в котором односельчане приобретали необходимые продукты и промышленные товары.
