У истории есть страницы, которые нельзя забыть. Тысячами исчисляется количество населенных пунктов, сожженных фашистами в годы Великой Отечественной войны дотла. Деревни полыхали в огне вместе с мирными жителями – стариками, женщинами, детьми… Чудовищные преступления гитлеровцев на белорусской земле отбиваются в сердцах поколений звоном колоколов Хатыни.
22 марта 1943 года каратели окружили деревню Хатынь, согнали всех жителей в сарай и подожгли его, а тех, кто пытался бежать, расстреливали из автоматов и пулеметов. Деревня была разграблена и сожжена дотла. Погибли 149 человек, из них 75 детей в возрасте до 16 лет.
Трагическая судьба Хатыни постигла не одну белорусскую деревню. В этом скорбном списке есть деревни Кобринского района: Борисовка, Каменка, Речица, Черевачицы, Орел, Новоселки, Лука, Борки. В рамках Года исторической памяти на страницах нашей газеты предлагается цикл публикаций «Сёстры Хатыни», где мы расскажем о бесчеловечности фашистов, опираясь в том числе на воспоминания очевидцев тех страшных событий, записанные в разные годы членами поисковых групп из числа учащихся школ Кобрина и Кобринского района, сотрудниками музеев и др.
С сентября по октябрь 1942 года каратели проводили операцию «Треугольник» в Брестском, Кобринском, Малоритском районах. В операции участвовали 3-й батальон 15-го немецкого полицейского полка (командир майор Голлинг), подразделения 10-го и 16-го полков, специальная рота «Нюрнберг».
Возможно, мы бы никогда не узнали исполнителей этого злодеяния. Но в январе 1943 года на Воронежском фронте частями Красной армии были захвачены документы 3-го батальона 15-го полицейского полка, в том числе «Журнал боевых действий» этого батальона. И это позволило узнать имена этих нелюдей. Впоследствии документы были представлены на Нюрнбергском процессе как свидетельство бесчеловечных действий гитлеровцев на оккупированных территориях.
Кровавым заревом пламени вошел в историю сентябрь 1942 года. В пепел превратились три деревни: Борисовка, Каменка, Речица.
5 сентября каратели окружили деревню Речица. Жителей согнали в сарай и сожгли.
Воспоминания записаны членами поисковой группы при школьном музее «Родные истоки» ГУО Минянская средняя школа».
Из воспоминаний Онищук Екатерины Павловны, 1928 г. р., ныне проживающей в д. Остромичи (в годы войны жила с родителями в д. Зосимы).
«….Когда в Зосимы наведывались немцы, мирные жители обычно прятались. 5 сентября 1942 года я с крёстным тоже убежала в лес, чтобы пойти в Речицу к родственникам. Но пока мы туда добрались, немцы были уже там. Фашисты оцепили Речицу, а всех жителей выгнали из домов. Из деревни доносились крики, плач детей. Мы спрятались на окраине деревни за раскидистым кустом. Немцы гнали жителей к большому сараю, который находился практически рядом с нами. Это были старики, женщины и дети. Что происходит? Зачем всех загоняют в сарай? Я не понимала. Потом ворота сарая закрыли, раздалась автоматная очередь, потом взрыв гранаты – и сарай вспыхнул… Душераздирающие крики, стоны, плач… Я не верила своим глазам, а крёстный пригибал мою голову всё ниже к земле. Ветер был в нашу сторону, жар огромного кострища обжигал нам лица. Мы отползли и под завесой дыма покинули место страшной трагедии. Я этого никогда не забуду!»
Воспоминания Веры Ивановны Кивако, которая во время войны жила в д. Речица (1930 – 2016 гг.).
«…Это произошло ранним сентябрьским утром 1942 года. Наш дом стоял у края дороги. Напротив остановился немецкий легковой автомобиль. Немец вышел из автомобиля и стал разговаривать с отцом, который запрягал лошадь, собираясь ехать в поле пахать. Немец требовательно махнул рукой, чтобы отец уезжал. За отцом ушли бабушка и папин брат. Я вылезла из-за бочки с водой, за которой спряталась, увидев машину, и побежала к соседям. Те уже спешили в лес. Я вернулась, чтобы с мамой тоже уйти. Младшие ещё спали, мы думали, что немцы приехали за молодёжью, и мама осталась. Мне было 12 лет, но я была полненькой, выглядела старше своих лет и боялась, что и меня заберут. Я сказала маме, что все равно побегу и спрячусь. На сенокосе у леса была сделана будка, где мы обычно и прятались. Но в этот раз я догнала соседей и пошла с ними на дальние хутора. На хуторе мы сидели до обеда, из деревни ничего не было слышно. Сосед предложил вывести меня на дорогу, чтобы я побежала домой и всё разузнала. Я отказалась. Его старшая дочка Лена и Валя с хутора побежали к селу. Не прошло и часа, как со стороны села стали доноситься автоматные очереди. Прибежала испуганная Валя и рассказала, что они с Леной подошли к деревне и увидели девять немецких машин. Разбившись на три группы, каратели окружали деревню. Валя хотела возвращаться, но Лена осталась, чтобы посмотреть, что будет дальше. Валя убежала. Как потом выяснилось, при облаве Лену немцы заметили и убили. Над деревней увидели клубы чёрного дыма и поняли, что это горят наши дома. К вечеру дым рассеялся, и мы отважились пойти в деревню. Когда подошли, то увидели страшную картину: догорали дома, доносился зловонный запах. Нигде никого не было. Солнце садилось, коровы шли домой. Их гнал мой брат. За ним ехали на подводе мой отец, его брат и бабушка. Темнело, мы загнали коров в загородь. Утром узнали все. Вечером в деревню Площины заехали полицаи, и один из них тайком рассказал знакомой женщине, что сожгли деревню Речицу, а людей – в крайнем от леса сарае. У той женщины в Речице жили отец и братья. На рассвете она прибежала к останкам сожжённых людей и голосила над ними. Все, кто остался в живых, подошли к сараю и увидели то, что осталось от сгоревших людей. Мой отец бросился к сараю, ступил ногой на пепел, а оттуда струёй брызнула алая кровь. Отец как-то странно отступил назад и потерял сознание. Увидев это, я закричала и бросилась к нему. Он открыл глаза, обнял меня, а из груди вырвался тяжёлый стон. Рыдания сотрясали его. Люди принесли с хуторов лопаты, начали рыть одну на всех братскую могилу. Никто не знал, что в это время каратели снова творят свое чёрное дело – жгут и убивают жителей деревни Каменка».
Небольшая деревня Каменка была уничтожена 6 сентября 1942 года. Впоследствии на месте трагедии установлен памятник, изображающий скорбящую мать и солдата с ребенком, а также плиты с фамилиями жертв фашизма.
Из воспоминаний Зиновия Феодосьевича Шостака, жителя д. Каменка: «Хлебороб всегда встречает солнце в поле. И в то воскресное утро встал я на рассвете, чтобы отправить младшего сына пасти коров. Выгнал, помог пригнать на пастбище, чтобы коровы не зашли в чужой огород, и возвращался обратно. Тогда я и услышал гудение моторов. По дороге в сторону д. Борщи мчалось с десяток крытых машин, другая колонна шла по козищенской дороге. «Видимо, на партизан облава, - подумал я, - потому что часа три назад партизаны оставили деревню».
Тогда никому и в голову не могло прийти, что фашисты приехали не ради этого. Люди без особого волнения смотрели, как немцы окружали деревню: они думали, что поищут партизан и уедут своей дорогой.
Деревню оцепили, выставили парные патрули и начали выгонять людей из домов. Все думали, что гонят на собрание. Один из старожилов успокаивал, говорил, что стрелять не будут. Он был человек уважаемый в деревне, поэтому к его словам прислушались: «В Заужовье было такое: сняли допрос и отпустили всех по домам».
Очередь дошла и до нашего двора. Ёкнуло сердце в груди, когда во двор зашёл немец. «Прячься, сынок, на чердак в снопы! - шепнул я 15-летнему Степану. - Чёрт их знает, может, молодых в Германию погонят». Пошли всей семьёй. Жена шла с ребёнком на руках, мать и я. В конце деревни, возле Тихонового сарая, под дулами пулемётов гудела толпа. Здесь увидел я своего сына Василия, которого выслал пасти коров. Я не мог представить, не мог поверить в то, что произойдёт через несколько минут. Даже тот фашист с засученными рукавами мундира не мог вызвать мысль, что идут последние минуты.
- Сесть! – донеслась команда переводчика.- Люди послушно сели.- Ложитесь лицом вниз!
Люди и эту команду послушно выполнили. Я приподнял голову и в тот же момент получил палкой по голове, но успел заметить, как фашист с засученными рукавами поднял пять человек и повёл в Тихонов сарай. Раздалось 5 выстрелов. Через минуту он вышел один.
- Люди, спасайтесь, кто может, бегите, кто куда! - закричал Максимук Пётр и первым вскочил на ноги.
Это был сигнал, по которому людская масса бросилась врассыпную. Остальное расплылось в красном тумане. Помню, что с земли поднялись все и бросились на немецкие автоматы. Я и несколько человек бежали в сторону хутора Омельянюка Лонгина. По лугу, недалеко от нас, бежала соседская девочка в направлении другого хутора. Но тут наперерез ей вылетела танкетка. Короткая очередь из пулемёта - и девочка, как подрубленная берёзка, упала на землю. Я и ещё пятеро добежали до хутора. Хозяин пустил в дом, и мы в сенях упали на землю не в силах вымолвить ни слова. Все были в страшном оцепенении. Спустя время, я решил сбегать на свой хутор в надежде найти там кого-нибудь из родных, но их и там не было. Тогда я начал наблюдать, что будет дальше. Видел, как немцы пригнали людей с повозками из деревень Босяч и Берёза, чтобы вывозить народное добро, а престарелых Игната Сацика, Петра Максимука, Потапа Стасика – свозить трупы и складывать в Тихонов сарай. Их потом тоже расстреляли. Захватив всё, что только можно было забрать, фашисты сожгли сарай вместе с людьми и всю деревню. Тушить было некому, потому что из деревни в живых остались только 18 человек, кому удалось убежать из-под пуль.
Долго никто не появлялся на пепелище. Лишь только на третий день в сожжённую деревню начали приходить люди: те, кому удалось спастись, и люди из соседних деревень. Выкопали большую яму и стали сносить туда останки погибших и убитых. Похоронили, поставили большой деревянный крест, а Шурба Семён сделал 186 маленьких деревянных крестиков, их тоже поставили на могиле. Именно столько погибло односельчан в то страшное сентябрьское утро, в том числе более 50-ти детей».
Из воспоминаний Омельянюка Ивана Лонгиновича, жителя деревни Каменка, 1930 г. р.: «Мне было 12 лет, но я очень хорошо помню события тех страшных дней. 5 сентября, в субботу, к нам на хутор из леса вышли 2 немца. По определённым знакам мы поняли, что они пришли из Речицы, которая была сожжена в этот день. Заблудились они, что ли, мы так и не поняли. Немцы заставили моего отца, Омельянюка Лонгина, везти их повозкой в Кобрин. Когда отец довёз их до д. Стрии, немцы пустили ракетницу, и вскоре из Кобрина за ними приехала танкетка.
Отец вернулся домой. Конечно, немецкий язык он не знал, но понял, как немцы говорили: «Речица – капут». Что-то говорили и о Каменке, но отец ничего понять не мог. И вот настало воскресное утро 6 сентября. Мой отец рано утром понёс молоко в деревню, сдал его и возвращался домой. Он увидел, как несколько машин с немцами мчались к деревне. Отец как раз успел отойти далеко от деревни и не попал в оцепление (наш дом находился у самого леса). Пришел домой он очень взволнованный. Мы сидели в хате и боялись выходить.
Потом все-таки отец с матерью вышли на улицу. Я выбежал за ними. Слышалась стрельба, потом появился дым. Я быстро залез на дерево и стал смотреть в сторону деревни. До сих пор помню тот страшный пожар. Казалось, горела вся земля, в небо поднимался чёрный столб дыма. Я испугался и спрыгнул с дерева. Отец загнал меня снова в дом. Не знаю, сколько мы так сидели молча. Вдруг услышали топот. Отец открыл дверь и увидел несколько человек, которые бежали к нашему дому. Я запомнил их лица: страшные, искажённые. Они вбежали в сени (их было шесть человек) и молча опустились на землю, они были в оцепенении. Мама бросилась к ним, запричитала. Но они молчали. Прошло некоторое время. Мужчины начали медленно подниматься. Среди них был недалекий наш сосед по хуторам Шостак Зиновий. Он-то и рассказал нам, что произошло в деревне».
Свой страшный кровавый след гитлеровцы оставили и в деревне Борисовка. Трагедия произошла 23 сентября 1942 года и унесла жизни 206 человек разного возраста.
Воспоминания записаны учащихся на основании историко-документальной хроники «Памяць» и архивных данных школьного музея ГУО «Дивинская средняя школа».
Из воспоминаний чудом оставшегося в живых жителя деревни
Ипполита Пашкевича: «В тот страшный день я пошел в Дивин. Когда вернулся, в доме не нашел ни детей, ни жены. В метрах 300 от дома в яме я увидел их трупы. Там были и тела соседей. Я пошел искать кого-нибудь, чтобы помогли достать тела из ямы, нашел старого соседа. Я залез в яму, в которой было по пояс крови с водой и начал подавать наверх тела людей. Все на мне одеревенело. Я все делал механически. Не мог ни плакать, ни кричать. Своих детей и жену похоронил здесь же, во дворе возле дома, остальных похоронил в другой могиле…».
Из воспоминаний Михаила Павлючика: «Сам я родом из деревни Кортелисы. Отец отдал меня в Борисовку к хозяину пасти коров. Мне было тогда 13 лет. Спал я в сарае. Проснулся утром, пошёл хозяину в дом позавтракать – двери в настежь. В доме никого нет. Побежал к соседу. Думал расспросить, где мой хозяин с семьёй. Там я увидел своего хозяина. Немцы его семью схватили облавой, в которую, и я попал. На площади в деревне мы ещё не догадывались, что задумали каратели. А вот когда нас закрыли в сарае и вывели первую партию людей, кто-то сказал: «Ну вот и конец пришёл!». В подтверждение этому прозвучали выстрелы. Потом они звучали без перерыва, вместе со стонами и криками гибнувших. Подошла и моя очередь. Меня вывели в последний партии. Нас поставили лицом к яме. Внизу я увидел залитые кровью тела, оттуда доносились стоны ещё живых людей. Убивали по одному в затылок, потом ногами сбрасывали тела яму. Я стоял рядом с женщиной, у которой на руках был маленький ребёнок. Матёрый фашист вырвал у неё ребёнка, ударил головой об землю и бросил в яму. Потом туда сбросили и мать. Вторая женщина с ребёнком, крепко его к себе прижавши, не отдавала и своим телом хотела его защитить. Началась потасовка. В эту минуту кто-то шепнул: «Беги хоть ты…». Больше я не мог смотреть на эту жуткую бойню. Что будет, то будет. Пусть лучше убьют. Вслед прозвучали выстрелы. Я споткнулся и упал. Это меня и спасло. Я был легко ранен в плечо. Так я пролежал до ночи. В потёмках добрался к деревне Клетыще, где мне перевязали рану. Так я остался живым».
